Рыцарь первого класса

Валерия Павловича БЕРКОВА называют патриархом отечественной скандинавистики. Про него норвежцы документальный фильм сняли; он автор первого (и по сей день единственного!) большого Исландско-русского словаря, самого подробного Большого русско-норвежского словаря и ответственный редактор Большого норвежско-русского словаря (норвежская премия 2003 года за лучший словарь года)

Более двухсот работ, в том числе около десятка книг.
Из-за исландского языка Берков получил тяжелую травму, а благодаря норвежскому общался с королем Норвегии.
Недавнее 80-летие Валерия Павловича торжественно отмечал филфак СПбГУ,
где профессор возглавлял кафедру скандинавской филологии почти 20 лет.
По сравнению с этим (прибавьте также членство в РАЕН, в Норвежской и Фризской академиях наук) поиски снежного человека и сокровищ пещеры Мата-Таш покажутся милым пустячком, но наш обозреватель Анастасия ДОЛГОШЕВА расспросила и об этом.

– Валерий Павлович, невероятно: до ХХ века в России не было исландского словаря?

– Издательства думают о коммерческой стороне, а какой тираж мог быть у такого словаря, если и сейчас население Исландии едва перевалило за 300 тысяч? Это меньше, чем на Васильевском острове.

– Читала, что норвежский вы стали учить под впечатлением от путешествий Амундсена.
– Да все в совокупности: во время войны я подростком был в эвакуации в Киргизии, тосковал по северу... К тому же в стране был культ героев, в частности полярников, и Амундсен с Нансеном были разрешенными для поклонения фигурами. И потом, мне хотелось заниматься языками, в эвакуации я даже начал учить киргизский. Его, правда, уже забыл – ну 60 с лишним лет прошло. Но некоторые тексты до сих пор наизусть помню. В моем возрасте забываешь то, что недавно было, а вспоминаешь то, что, казалось, должно уже стереться из памяти. Например, как в конце 1950-х годов я в составе университетской экспедиции на Памире искал снежного человека. Это было очень трудное путешествие: добирались 400 или 500 км от железной дороги на грузовиках, лошадях, пешком.
– Обидно, что снежного человека не встретили?
– Не-е-ет. Я в него не верил. Как не верил и в сокровища Мата-Таш, пещеры в середине 300-метровой скальной стены на высоте 4200 метров; вместо сокровищ мы нашли в пещере тухлое орлиное яйцо. Но трудно отказаться, когда тебя освобождают от занятий и отправляют на Памир, хоть и за гроши, хоть и трястись в плацкарте пять суток...
– Ваш интерес понятен: вы же мастер спорта по альпинизму.
– Я увлекся альпинизмом в юности в Киргизии. Тяжелый, опасный спорт. Но от альпинизма, кстати, была только одна травма, которой я очень гордился: камнем ударило, а «шрам на роже для мужчин всего дороже». Зарос, зараза.

Очень серьезную травму я получил, можно сказать, из-за исландского языка. Я хорошо учился на норвежском отделении, и мой учитель Михаил Иванович Стеблин-Каменский (выдающийся скандинавист, основатель кафедры. – А. Д.) предложил: «У нас в стране ни один человек не занимается современным исландским , а не взяться ли вам?». Позанимался полмесяца – и меня разыскали из Генштаба, попросили перевести лоцию Исландии – книгу, где описаны гавани, бухты, заливы. Перевел, получил по тем временам большие деньги – 3 тысячи рублей, купил мотоцикл. И в идиотском восторге гонял на нем. Лет восемь ездил и в какой-то момент потерял бдительность, «поцеловался» с грузовиком. Девять месяцев в гипсе.

Первые месяца два в основном грустил. Но труд – действительно выход из всех сложных ситуаций: рефлексии ушли, значительная часть словаря была написана именно тогда.
К тому же я продолжал преподавать. Мы жили тогда в Комарове, и вот я на костылях, скрипя, ковылял рано утром к электричке... А когда гипс сняли, опять же из юношеского идиотизма сделал вскоре стенное восхождение на Кавказе в двойке.
– Валерий Павлович, ладно – норвежский и исландский, но, говорят, вы знаете чуть ли не семнадцать языков.
– Есть одиннадцать живых германских языков – их знаю. Но что считать знанием языка? Я не изъясняюсь по-французски, но читаю. Обычно я говорю, что хорошо знаю только русский и норвежский. Вообще-то выучить норвежский не очень сложно, но если хочешь говорить так, чтобы в тебе не распознали иностранца, – это безумно трудный язык. Из-за так называемого тонического ударения.
– Вы сейчас пишете историю норвежского языка (такой книги в России еще нет). Этот язык сильно изменялся?
– В Норвегии сложилась дичайшая языковая ситуация, которой, наверное, нет ни в одной европейской стране.
В силу определенных причин официальным языком Норвегии к XVI веку стал датский. В деревнях норвежцы говорили на своих диалектах, а в городах – на этаком датском в норвежском произношении, который для 90% населения был, как для нас, скажем, чешский – близкий , да не совсем. Так было на протяжении нескольких веков. А в середине XIX столетия талантливый самоучка Ивар Осен создал вариант норвежского, основанный на диалектах.
И до сих пор в Норвегии два варианта языка. На том, который развился из датского, издается 90% печатной продукции, обучаются 83% школьников. Второй вариант, «новонорвежский», распространен преимущественно на западе страны. Вообще диалектов множество, и каждый человек имеет право говорить на своем: иногда по ТВ сообщают прогноз погоды на таком дремучем диалекте, что не все понятно.
С этой точки зрения русский язык явление уникальное. У нас почти нет диалектов. Прилетаешь в Сибирь или на Дальний Восток – и там говорят так же, как ты. В Норвегии отъехал на 100 км от Осло – и в речи местных жителей можешь ни черта не понять. Мы об этом и с норвежским королем говорили.
– Вы с королем встречались, когда норвежский орден получали?

– Да, орден «За заслуги» (аналог высшего норвежского ордена святого Олафа, предназначенного только для граждан Норвегии. – А. Д.). Так что я считаюсь рыцарем I класса. Надо бы переводить как «кавалер ордена», но «рыцарь» звучит красивее... Мне полагалась аудиенция у короля. Кстати, такая деталь: в королевском дворце никто у меня никаких документов не спрашивал; король – без короны; как и я, курит (судя по полной пепельнице окурков); обращаться к нему следовало не «Ваше величество», а просто «король» в третьем лице: «Что король думает о...». Вообще-то в норвежском языке не принято обращаться на вы , хотя форма такая есть. Например, студент обращается к профессору на ты. Им русский этикет трудно понять, я даже книжку написал для пояснения: «Русские имена, отчества и фамилии. Правила употребления».

Да, так мы с королем беседовали, в частности, о двух вариантах языка. И король вполголоса признался: «Когда я был в Сетесдале (это долина, которая на протяжении многих веков была зимой по нескольку месяцев в году изолирована, и там сохранился своеобразный архаичный диалект), мне потребовался переводчик!».
Мне потом сказали: это уникальный случай – на аудиенцию полагается 10 минут, а вы беседовали 18 минут.
– А за что вам вручили тот орден? К слову, не единственный.
– По совокупности. Все-таки к моменту вручения я преподавал норвежский уже почти полвека.

Исландский орден – тоже по совокупности: я много переводил их литературы, в том числе с древнеисландского. Этот орден Сокола – тоже высшая награда государства. Помню, мой коллега, друг, исландец (женат на русской и из принципа говорит со мной только по-русски) написал мне: «Здравствуй, Сокол!». А поскольку он получил такой же орден, я ему ответил: «От Сокола слышу».

И есть у меня российская награда – орден Дружбы (правда, не знаю, дружбы с кем; прежнее название «Дружбы народов» было понятнее).
– Вы собирали крылатые выражения – русские и их норвежские аналоги, создали первый двуязычный словарь крылатых слов. Вы – один из трех авторов «Большого словаря крылатых слов русского языка». Есть ли афоризмы, которым аналога не найти?
– Например, из норвежского классика Бьёрнсона: в буквальном переводе «Кто считает проигранные сражения в день победы?». Хорошо сказано: борьба закончена – к чему вспоминать неудачи? Аналога нет. Интересно, что даже библейские фразы могут быть распространены во многих языках, но не в русском. Например, выражение «Когда настанет полнота времен» – по-русски это просто «Когда придет срок». Зато прекрасное русское «И возвращается ветер на круги своя» на норвежском звучит как «Ветер ходит по кругу и потом возвращается», но норвежцы это выражение не употребляют.

– Норвежцы, исландцы сильно от нас отличаются?
– У меня в свое время была норвежская статья, которую перевели на датский, шведский и исландский. «Хомо советикус». Там я обозначил как одну из черт нашего человека неуверенность в будущем. Представьте себе, еще 10 лет назад у многих наших представителей старшего поколения было ощущение: ну расстрелять не расстреляют, не то время; но посадить могут. Я вырос на этом чувстве. Столько на моей памяти сгинуло «неприкасаемых»... До сих пор подъезжаю к границе и напрягаюсь, будто в чем-то виноват.
Норвежцы, исландцы спокойнее, увереннее в будущем. И у них совсем нет снобизма: например, в Исландии мой покойный друг, крупный лингвист, подрабатывал комендантом общежития, и это нормально.

Зато у нас интереснее. Может, мне просто везло на людей. И еще: ни разу не было ситуации, когда бы я подумал – чем бы заняться? Всегда была и есть работа.
Знаете, моего отца (известный советский филолог П. Н. Берков. – А. Д.) в конце 1930-х годов арестовали: ну, естественно, раз профессор на филологическом факультете – значит в курсе всех военных тайн и может продавать их Германии. Он сидел в «Крестах» в камере с одним видным ученым, который ему сказал: «Все-таки мы счастливые люди – занимаемся любимым делом, а нам за это еще и деньги платят».
ФОТО Дмитрия СОКОЛОВА
www.spbvedomosti.ru