БОЕВАЯ ЯРОСТЬ ДРЕВНИХ

~ КЕЛЬТСКОЕ БОЕВОЕ ИСКУССТВО ~

1. Кельтские фении

Самой древней из европейских цивилизаций, не вошедшей в число цивилизаций античности, следует назвать кельтскую. Кельты заслуживают особого внимания еще и потому, что их история, начавшись задолго до того отрезка времени, который принято называть средневековьем, плавно перетекает в средневековую эпоху.

Что же можно сказать о кельтском боевом искусстве?

Менталитет кельтского воина в чем-то напоминает преувеличенные, доведенные до абсурда представления рыцаря времен феодальной раздробленности. Хотя кельтское войско знало строй (подчас образуя "живую крепость" - замкнутую стену из щитов наподобие римской "черепахи"), гораздо больше внимания уделялось действиям знатных воинов, сражавшихся вне строя и независимо от него.

Эти воины образовали фианну - "священный отряд" (хотя отряд как раз предполагает совместные действия, а фении - члены фианны - вместе пировали, но сражались порознь). Прятаться за броней, шлемом, щитом у воинов фианны считалось недостойной трусостью. Столь же недостойным они считали тонкий расчет и занятие стратегически важных позиций.

Вместе, с тем стиль боя фениев отличался значительной виртуозностью, он предполагал длительное обучение владению оружием, сложным приемам боя и очень серьезную психологическую подготовку. Именно эта подготовка помогала в надлежащий момент включить внутренние резервы организма, без которых немногого стоили приемы.

Впрочем, все это - обучение конкретным упражнениям с оружием и овладение контролем над внутренней энергией - развивалось в одном русле. Вот как один из героев кельтских сказаний проходил "школу ловкости боевой": "...Он усвоил прием с яблоком, прием боевого грома, прием с клинком, прием движенья навзничь, прием с копьем, прием с веревкой, прыжок кота, прыжок лосося, метание шеста, прием вихря-смелого-повелителя-колесницы, прием удара рогатым копьем, прием быстроты, прием колеса, прием сильного дыхания, геройский клич, геройский удар и встречный удар, бег по копью и стойку на острие его, прием косящей колесницы, геройский изгиб острия копья".

Остановясь на этом и других описаниях, базирующихся прежде всего на ирландской традиции, но не только на ней (Ирландия - единственная страна, на протяжении всего средневековья сохранявшая кельтскую культуру), можно сделать следующие выводы: Кельтские "приемы" гораздо шире современного понимания этого слова; они включают в себя не только конкретные правила работы с конкретным же видом оружия, но и универсальную постановку движений.

Помимо этого отмечена также постановка дыхания, позволяющая расширить границы владения собственным телом. Вероятно, в чем-то она родственна японской технике ки-ай (героический клич). Среди приемов "ловкости боевой" заметны навыки владения предметами, не являющимися оружием: веревкой, шестом. Впрочем, шест - почти копье, а кельты достаточно часто наносили удары и обратной стороной копейного древка. Хотя основная ставка делается на силу и быстроту при значительной дистанции поединка, не игнорировалась и "мягкость".

"Боевая ловкость" кельтов была замечена не только ими самими, но и их противниками. Римляне дают нам описание того, как кельтские воины, сражаясь на мчащейся во весь опор колеснице, не просто стоят в ее кузове, но и, в поисках лучшей позиции для метания дротиков, взбегают на дышло или даже на ярмо! А сам Юлий Цезарь был удивлен и восхищен тем, что кельтские воины, обнаружив, что легкие щиты не спасают их от римских копий, идут в атаку без щитов. Для римлян мечевой бой без щитов был вообще невозможен.
Бешеная ярость такого натиска, даже поддержанная личным мастерством, ничего не могла поделать с плотным строем легионеров. Но вскоре после этого римские императоры начали подбирать себе телохранителей из числа кельтов и перенявших кельтскую технику германцев, оружейники стали обучаться у кельтских кузнецов, а гладиаторы кельтского происхождения слили свою фехтовальную технику, базирующуюся на рубке, с римским искусством колющего удара.

Кельтское искусство боя надолго пережило Рим. На войне, правда, оно было применимо только тогда, когда - и если - война велась по кельтским же правилам: иначе "поединочный" уклон мешал использованию воинского строя. В Ирландии такая ситуация сохранялась чуть ли не в течение всего средневековья. В других странах тенденция замены войны единоборством не была столь абсолютной, но не исчезла совсем.

Именно абсолютизация поединка требовала от фениев овладения самыми разными видами оружия: рядом с каждым благородным воином находился оруженосец, а чаще - двое; не участвуя в бою, они подавали сражающимся дротики, фехтовальные шиты для ближнего боя (маленькие, с окованными железом острыми бортами и ударным острием в центре), иногда даже подводили им свежих коней или колесницы.

Нападать на таких оруженосцев не полагалось. Но и сами они не вступали в схватку ни с благородным фением (пожалуй, к нему бы они не смогли и приблизиться), ни даже друг с другом, кроме крайних случаев, когда их хозяин был ранен и надлежало дать ему возможность отойти.

Вместе с воином "священного отряда" эта боевая единица называлась тримарциспа: боец и два его помощника. Тримарциспа сделала возможной дальнюю дистанцию поединка и его подвижно-прыжковую направленность. Без оруженосцев воин не мог бы сочетать приемы мечевого боя с подключением длинномерного (копье с колюще-секущим наконечником) и даже метательного оружия.

Перед поединком фений мог долгое время приводить себя в соответствующее состояние (видимо, используя приемы концентрации сознания). Но в бою он буквально преображался. О самом знаменитом герое кельтского эпоса, Кухуллине (он, вероятно, имел реальный прототип, но даже легендарные наслоения не отменяют реальности боевых приемов), говорится, что, будучи маленького роста, в бою он казался высоким.
Вот так якобы выглядел Кухуллин, входя в состояние боевой ярости: "Все суставы, сочленения и связки его начинали дрожать... Его ступни и колени выворачивались... Все кости смещались и мускулы вздувались, становясь величиной с кулак бойца. Сухожилия со лба перетягивались на затылок и вздувались, становясь величиной с голову месячного ребенка... Удары сердца его были подобны львиному рычанию... Волосы его спутывались как ветки терновника. Ото лба его исходило "бешенство героя", длинное, как оселок". "Бешенство героя" - что-то вроде ауры, излучаемой воином, находящимся в особом состоянии, и видимой тоже воинами.

Преувеличение? Да, безусловно. Но не на пустом месте! Боевой экстаз фениев, возможно, иногда поддерживался наркотическими средствами. Однако в большинстве случаев они не имели ни возможности, ни нужды прибегать к ним. Мужество в бою воспитывалось у них с раннего детства.

2. Скандинавские берсеркеры

Многие особенности фианны опосредованно передались рыцарскому сословию: и гордая заносчивость, и требования "честной игры", и готовность пренебречь интересами войны ради демонстрации личного мастерства... Но один из элементов психологической подготовки фениев был подхвачен и развит совсем в другой среде.

Это - эффективное и вызываемое вполне сознательно боевое неистовство. У германских народов оно превратилось в своеобразный культ воина-зверя. Звероподобные "превращения", являющиеся высшей формой развития боевой ярости, известны у всех германцев. Поздние античные историки сообщают о "франкском неистовстве", о "воинах-волках" народа лангобардов... При этом выпускались наружу столь неудержимые силы, что им не всегда мог противостоять даже сомкнутый дисциплинированный строй и искусство "правильного боя".

Судить о том, что представлял из себя образ воина-зверя, мы можем в первую очередь по скандинавским источникам, ибо в Скандинавии такие воины существовали до XII-XIII вв., правда, последние 200 лет своего бытия были уже пугающим анахронизмом.

Следуя установившейся традиции, будем называть их берсеркерами (хотя более точный термин - бьорсьорк, то есть "медведеподобный"). Наряду с воином-медведем существовал также ульфхеднер - "волкоголовый", воин-волк. Вероятно, это были разные ипостаси одного и того же явления: многие из тех, кого называют берсеркерами, носили прозвище "Волк" (ульф), "Волчья шкура", "Волчья пасть" и т.д. Впрочем, и имя "Медведь" (бьорн) встречается не реже.

Во время атаки берсеркер как бы "становился" соответствующим зверем. При этом он отбрасывал оборонительное оружие (или поступал с ним не по предназначению: например, вгрызался в свой шит зубами, повергая противника в шок), а в некоторых случаях - и наступательное; все скандинавские викинги умели сражаться руками, но берсеркеры явно выделялись даже на их уровне. Многие военизированные прослойки считали позорным безоружный бой. У викингов этот постулат приобрел следующую форму: стыдно не уметь сражаться с оружием, но в умении вести безоружный бой ничего постыдного нет. Любопытно, что в качестве подсобного (а иногда и основного - если он сражался без меча) оружия берсеркер применял камни, подхваченную с земли палку или припасенную заранее дубину.

Частично это связано с нарочитым вхождением в образ: зверю не подобает пользоваться оружием (камень и палка - естественное, природное оружие). Но, вероятно, в этом также проявляется архаизм, следование древним школам единоборства. Меч в Скандинавию проник довольно поздно, и даже после широкого распространения он был некоторое время не в чести у берсеркеров, предпочитавших палицу и секиру, которыми они наносили круговые удары от плеча, без подключения кисти. Техника достаточно примитивная, зато степень овладения ею была очень высока.

На колонне Траяна в Риме мы видим "ударный отряд" таких воинов-зверей (еще не берсеркеров). Они включены в состав римской армии и отчасти вынуждены следовать обычаям, но лишь немногие имеют шлемы (и никто - панцири), кое-кто облачен в звериную шкуру, иные - полуобнажены и сжимают вместо меча дубину... Надо думать, это не снижало их боеспособность, иначе император Траян, в чью охрану они входили, сумел бы настоять на перевооружении.

Преображение берсеркера во время боя (более глубокое, чем у кельтского фения) иногда не только психологически настраивало его на схватку, но и воздействовало на психику противника - в прямо противоположном духе. Мало кто сохранял хладнокровие при виде воющего от ярости, брызжущего пеной воина-зверя, не замечающего в исступлении ни ран, ни усталости.

Однако назвать это военной хитростью, "психической атакой" все же нельзя. Берсеркер всерьез был убежден, что одержим "звериным духом"; а все окружающие либо тоже верили в это, либо удерживали свои сомнения при себе - это было гораздо полезней для здоровья...

Такая "одержимость зверем" проявлялась, помимо прочего, в том, что берсеркер умышленно подражал движениям медведя, причем не только в бою, но и во время частых ритуально-магических церемоний, плясок и т.д. А это - уже "звериная школа" в чистом виде! Один из самых мощных стилей "звериного" ушу - стиль медведя...

К берсеркерам в чистом виде даже сами викинги относились с чувством, средним между восхищением, боязливой почтительностью и презрением . Это - подлинные "псы войны"; если их и удавалось использовать, то главным образом - на положении "прирученных зверей". Но элементы берсеркерских тренировок, владения оружием, а главное - специфической психотехники проникли в быт многих воинов Швеции, Норвегии, Дании и особенно Исландии . Берсеркерство они держали под контролем, "включая" его только во время сражений.

Правда, не всегда этот контроль удавалось сделать абсолютным: порой "зверь" пробуждался в душе воина помимо его желаний. Тут мы затрагиваем очень интересную, во многом неисследованную проблему.
Есть сведения о том, что для впадения в состояние берсеркерства скандинавы употребляли природные наркотические вещества. Но - как и кельты - не всегда и даже не часто. Однако, скорее всего, здесь действительно имела место наркомания - не "внешняя", но "внутренняя"!

Современная наука знает, что нервная система человека - в том числе те ее разделы, которые поддаются сознательному контролю, - способна продуцировать вещества, по своему составу и действию близкие к наркотикам. Воздействуют они непосредственно на "центры наслаждения" мозга. Если эти вещества выделяются тогда, когда человек впадает в определенное состояние сознания, то в этом состоянии он испытывает полный аналог "кайфа", а при выходе из него начинается "ломка".

"Профессиональные" берсеркеры становились как бы заложниками собственной ярости. Они были вынуждены искать опасные ситуации, позволяющие вступить в схватку, а то и провоцировать их. Отсюда - берсеркерская асоциальность, вызывающая настороженность даже у тех, кто восхищался их мужеством и боеспособностью. И отсюда же - эта самая боеспособность, проявляющаяся в условии "открытия шлюзов".
Фраза: "Есть упоение в бою" обретала буквальный смысл...

Позднее викинги большей частью все же ухитрялись контролировать такие приступы. Иногда они даже входили в состояние, которое на Востоке называют "просветленным сознанием" (хотя шли они к нему обычно не через отрешенность, не через медитацию, а через боевую ярость; такой путь иногда чреват тем, что "зверь" возьмет верх над человеком). Это делало их феноменальными воинами: "...Торольв так разъярился, что забросил щит себе за спину и взял копье обеими руками. Он бросился вперед и рубил и колол врагов направо и налево. (Некоторые типы скандинавских копий позволяли наносить рубящие удары.) Люди разбегались от него в разные стороны, но многих он успевал убить..." ("Сага об Эгиле"). Саги (которые, как выяснили современные специалисты, передают события с поразительной точностью) пестрят упоминаниями о том, как умелый воин отбивается один против многих, умудряется проложить путь к предводителю вражеского отряда сквозь стену щитов и толпу телохранителей, рассекает противника от плеча к бедру и т.п.

Тут самое время порассуждать еще об одном полумифическом свойстве берсеркера: о его неуязвимости. Самые разные источники в один голос утверждают, что воин-зверь фактически не мог быть сражен в бою. Правда, детали этой неуязвимости описываются по-разному. Берсеркера якобы нельзя было ни убить, ни ранить боевым оружием (из чего следовало, что против него надо употреблять оружие не боевое: деревянную дубину, молот с каменным навершьем и т.д.); иногда он был неуязвим лишь против метательного оружия (стрелы и дротика); в некоторых случаях уточнялось, что при искусном владении оружием его все-таки можно ранить, и даже смертельно, но умрет он только после боя, а до того словно не заметит раны.

Везде и всегда вокруг боевого искусства высокого уровня складывались легенды. Но, думается, здесь мы сможем докопаться до истины. Проще всего решается вопрос о неуязвимости боевым оружием: до тех пор пока меч оставался у скандинавов оружием немногочисленной элиты (где-то до VIII-IX вв.), такие "элитные" воины очень часто не могли сладить со своими конкурентами - воинами-зверями, применявшими древние приемы боя палицей. В конце концов произошло сращивание двух техник фехтования: многие берсеркеры стали "элитой", а многие из "элиты" овладели берсеркерскими навыками.

От метательного (да и от ударного) оружия берсеркеров берегла своеобразная "мудрость безумия". Расторможенное сознание включало крайнюю быстроту реакции, обостряло периферийное зрение и, вероятно, обеспечивало некоторые экстрасенсорные навыки. Берсеркер видел (а то и предугадывал) любой удар и успевал отбить его или отскочить.

У конунга Харальда, впервые объединившего Норвегию, имелся "спецназ", сформированный из влившихся в воинскую элиту берсеркеров. "Диких" воинов-зверей, не входивших в дружины и подобные им формирования, к тому времени уже в Норвегии не осталось. Одна из битв с их участием выглядела следующим образом:
"Двенадцать берсеркеров конунга находились на носу корабля. Корабль конунга шел вперед, и там была жесточайшая схватка. Когда же проверили войско, много оказалось убитых и у многих были опасные раны... На корабле конунга не было никого, кто бы стоял перед передней мачтой и не был ранен, кроме тех, кого железо не брало, а это были берсеркеры".

Один из лучших воинов Исландии, кстати не считавший себя берсеркером, описывая свои действия в бою против численно превосходящего противника, произносит такие слова: "Тут я взял меч в одну руку и копье в другую и стал рубить и колоть. Щитом я не прикрывался, и я даже не знаю, что меня защищало" ("Сага о Ньяле").

Защищало его именно берсеркерство - уже "цивилизованное" и потому не считавшееся таковым. Это тем более примечательно, что викингу, овладевшему только "техникой", щит был необходим: полноценно отбиваться наступательным оружием он не мог.

Берсеркерство помогало отбивать опасные удары, но если уж удар оказывался пропущен, оно позволяло "не заметить" его. Трудно поверить, но множество независимых источников сообщают: викинг в какой-то мере сохранял боеспособность даже после чудовищных ран, от которых современный человек мгновенно потерял бы сознание. С отсеченной ногой или рукой, раскроенной грудью, пробитым животом, он некоторое время еще продолжал сражаться - и мог прихватить с собой в Вальгаллу своего убийцу...

И все же сохранились описания случаев, когда берсеркер не просто избегал раны, и даже не просто терпел ее, но, получив удар, оставался именно невредим! Тоже преувеличение? Может быть... Но очень уж похоже это на восточный "метод железной рубашки", при котором закалка костей и мускулов, а главное - умение концентрировать внутреннюю энергию, в определенных случаях делают тело трудноуязвимым даже для клинка. А ведь клинки викингов - не чета восточным: как бы ни восхищались ими северные воины, это восхищение происходит от недостатка материала для сравнений. По крайней мере, во времена берсеркеров закалка клинка была только поверхностной и он был далек от остроты и упругости самурайской катаны.
К тому же даже "энергетика" не всегда спасала берсеркера. Иногда пропущенный удар мечом действительно не рассекал тело, но наносил столь серьезный ушиб, что это могло обеспечить финал схватки. Ведь противники у берсеркеров были им под стать...

Да и не всякий берсеркер умел грамотно пользоваться внутренней энергией. Иногда они расходовали ее слишком экстенсивно - и тогда после битвы воин надолго впадал в состояние "берсеркерского бессилия", не объясняющегося только физической усталостью.

Приступы этого бессилия бывали столь тяжелы, что воин-зверь иногда мог и умереть после битвы, даже не будучи в ней раненым! Интуитивное проникновение в глубины боевого искусства явно нуждалось в "дошлифовке" путем создания школы, обеспечивающей культуру движений, стоек, комбинации приемов...
В "краю викингов" локальные школы единоборства, не лишенные недостатков, сумели слиться в едином потоке ИСКУССТВА, суммировав технику движений, набор приемов, энергетику и возможность трансформаций сознания.

Древнее берсеркерство, родившись как разрушительная (хотя и эффективная) система, прошло долгий путь. Под конец его идея не только дополнила боевые наработки "цивилизованных дружинников", но и были созданы своеобразные "языческие монастыри", вобравшие берсеркерскую элиту.

От полудикой "стаи" - к четкому строю. От эпизодических "прорывов к зверю" - к системе тренировок. От анархического индивидуализма - к сознательной дисциплине. От интуитивных достижений - к разработанному комплексу (на высших стадиях отнюдь не исключающему опоры на полумистическую интуицию бьодваска). Все это давало довольно редкое совмещение, обеспечивающее равную готовность к действиям в одиночку, малой группой и большим, дисциплинированным формированием.

celtic-tatoo.narod.ru